Печать

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
1 час 1 день 1 неделя 1 месяц Навсегда

[Stasya]

Купила себе книжек Эльфийки. Довольная, как слон 
Книга "Я дарю вам крылья": про воплощение из Курицы в Волшебную Птицу  И каждый шаг проиллюстрирован сказкой.
Сказка, с которой хожу:

ВАЯТЕЛИ

 В детстве Машеньке очень не нравилась песенка «Я его слепила, из того, что было, а потом что было, то и полюбила…». Она сразу почему-то представляла себе всякий мусор: перья, обрывки бумаги,  полиэтиленовые пакеты, веточки и палочки, и все это для скрепления щедро сдобрено глиной из соседней канавы. Вовсе ей не хотелось любить такое чучело-мяучело.

            Самые первые отношения она  попыталась слепить с Вовкой из старшей группы. Она ходила с ним за руку на прогулке, давала ему свой носовой платочек и играла с ним в «войнушку». Но счастье закончилось быстро и трагически: в песочнице неуклюжий Вовка с размаху наступил на выстроенный ею Замок, где жила Принцесса. А ведь она ему ТАК верила!!!

- Да ладно, не реви, другой построишь, — утешал ее Вовка.

            Но он уже совершенно потерял привлекательность в ее глазах. «Эти мужчины неловкие!  — очень по-взрослому подумала она. – Прямо как медведи! Не надо допускать их до таких хрупких вещей, как отношения».

            Когда Машенька пошла учиться  в школу, ей пришлось строить отношения с новым друзьями. Иногда получалось хорошо, иногда – не очень, но Машенька старалась. И попутно наблюдала, как строятся отношения у других людей. Особенно у взрослых. А потом размышляла: «Вот сосед дядя Петя водку пьянствует, а тетя Люба на наго ругается – разве это хорошие отношения?». Или: «Пастухов Клюеву за косы дергает и портфелем по голове лупит, а она его любит и списывать дает, что, это – отношения, что ли?». Или: «Васька Светке изменяет, с другими на дискотеку ходит, а она ему все прощает, как дура! Тоже мне, слепила!».

- Не буду я лепить себе отношения из «того, что было», — думала она. – Я подберу подходящий материал! И вообще – ну что такое «лепить»?  Лепят детишки в детском саду. А я буду ваять! Как скульптор.

            Как известно, Жизнь – отличная школа для всех Творцов, и для юных ваятелей в том числе.  Подросла Машенька и решила, что пора ваять настоящие отношения. Сказано – сделано. Вдохновилась Машенька Идеальным Образом и начала ваять.

- Ты чего делаешь? – спросил ее Мишка из параллельного.

- Не видишь, отношения ваяю? – отозвалась Машенька. – Отойди, не мешай, ты мне свет загораживаешь.

- Ага, понял, — озадаченно почесал в затылке Мишка и свалил.

            Такая же участь постигла и Борьку, и Славку, и Витьку. Но через некоторое время Машенька поняла, что в одиночку много не наваяешь, да и не оценит никто, и решила, что пора заводить напарника. Она оглянулась и заметила одноклассника Ромку.

- Роман! – Иди сюда! – строго позвала его она. – Хочешь со мной отношения ваять?

- Хочу! – обрадовался Ромка. – Я еще ни с кем не ваял!

            И Ромка с энтузиазмом взялся за дело. Но, в отличие от Машеньки, он не обладал должным опытом и часто делал ошибки. Маше это решительно не нравилось.

- Ну что ты такой неуклюжий? – с досадой говорила она, поправляя его очередной «ляп». – Разве так ваяют? Получатся отношения какие-то… кривобокие!

- Ничего! А мы исправим! – обещал Ромка и делал следующий «ляп».

            Машенька поправляла его, снисходительно критиковала его попытки «выпендриться», как она говорила, даже немножко ругалась. Но он все равно вносил дисгармонию в ее Идеальный Образ. Однажды Машенька не выдержала и сказала ему:

- Извини, Ромка, не получается у нас с тобой романа. Не умеешь ты отношения ваять.

- Ну так ты же не объяснила, какие они должны быть! – удивился Ромка. – Откуда ж мне знать, как правильно???

- Я их вижу. Но словами объяснить не могу. Они должны быть Идеальными! Вот это я знаю точно.

- Ну и строй свои идеальные отношения сама, — обиделся Ромка. – А я пойду к Ленке. С ней ваять интереснее, она веселая и не ругается!

            Ромка много напортить не успел, и Машенька быстро забыла и Ромку, и его соавторство. А вскоре она закончила школу и поступила в институт. Тут-то она и влюбилась в третьекурсника Олега. Он был невероятно красив, играл на гитаре и в КВН, гонял на байке, и к тому же увлекался водным туризмом.  Машенька от такого совершенства совсем потеряла голову.  Она готова была часами любоваться на свой Идеал, подавать ему гитару, смотреть все игры КВН подряд и даже репетиции, и записалась в секцию байдарочников. Уж с Олегом-то она точно была готова ваять до самой старости! Беда только, что Олег как-то не спешил присоединиться к ее будущему шедевру.

            Машенька мучилась, страдала, завлекала его и так, и эдак, пока однажды он не сказал ей:

- Машка, я ж вижу, что ты в меня втюрилась!

- Ничего и не втюрилась! – независимо ответила Маша, густо покраснев. – Я просто хотела сваять с тобой отношения.

- Так мы их давно сваяли! – весело сказал Олег. – И они мне нравятся. Ты – хороший друг, свой парень, с тобой хоть на байдарках, хоть на «Золотой Кивин»! Я тебя очень уважаю!

- Но я не такие хотела! – запротестовала Маша. – Я думала, мы как-то вместе будем ваять…

- Нет, Машка. У тебя какие-то отношения… ну, правильные, что ли. Слишком уж идеальные. А я люблю, чтобы все легко и естественно было. Как в природе!  Отношения должны течь, как река. Изгибы, повороты, мели… Тогда мне интересно. А у тебя они как мраморная глыба. Для Памятника Любви.

- Ну и ладно, — самолюбиво сказала Маша. – Не хотите – как хотите. Была бы честь предложена!

            Марья закончила институт, удачно нашла себе работу,  и вскоре на ее горизонте замаячил сослуживец Павел Петрович.  Он был умный, положительный и с перспективами. Поэтому Маша быстренько вышла за него замуж, тем более что и время пришло.

            Ваять отношения с Павлом Петровичем оказалось очень даже удобно: он никуда без спросу не лез, ничего не портил, революционных нововведений не предлагал и общий замысел не нарушал.

- Пашенька, вот здесь поправить надо, — просила  Марья, и Павел Петрович безропотно шел поправлять.

- Паш, что-то наши Отношения скучновато выглядят. Давай колеру добавим? – решала Марья, и он послушно окрашивал отношения в другие тона.

- Павел, ну тускло же все, блекло! – хмурилась Марья. – Ну-ка, освежи вот тут! Да не тут, а тут, ты что, сам не видишь?

            Так оно все и шло, и вроде со стороны они выглядели идеальной парой, но однажды Марья взорвалась.

- Да сколько можно-то???? – возмутилась она. – Это же наши отношения! Н-а-ш-и!!! Почему же я тогда бьюсь, как рыба об лед, а ты никакой инициативы сроду не проявил??? Тебе что, все равно?

- Машенька, солнышко, ту успокойся, ты скажи, что сделать надо, я же со всей душой, — просил ее Павел Петрович.

- Да не хочу я говорить! – уже в голос орала Марья. – Ты сам догадаться должен! А то получается, что я все время выпрашиваю! Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик! А ты на всем готовеньком, хорошо устроился!

            Павел Петрович очень страдал. Он-то ведь только и думал, как своей любимой жене угодить, как ее Идеалу получше соответствовать. Да ведь столько лет уже прожили! А тут такая немилость…

- Машенька, друг мой, ну я ж не против! – оправдывался Павел Петрович. – Я ж просто не знаю, что ты хочешь! Ты озвучь, а я уже готов принять участие!

- Вот именно! Принять участие! – патетически воскликнула Марья. – А возглавить ты ничего не способен! Все, Павел! Я поняла: наша встреча была ошибкой. Ты не способен ваять вообще! Ты – не ваятель, а подмастерье! Нам лучше расстаться.

            И Павел Петрович с тихой грустью растворился в прошлом… А Марья стала думать, как теперь будет ваять свои Идеальные Отношения.

- Теперь-то уж я не промахнусь! – рассуждала Марья. – Теперь-то я научена горьким опытом. Я больше не хочу ваять «за себя и за того парня». Нет, мой мужчина должен сам уметь ваять, стремиться к этому, обладать художественным вкусом и проявлять творческий подход. Сколько же мне можно самой надрываться? В общем, ищу Идеального Мужчину!

            Таковой нашелся очень даже скоро. Звали его Аристарх, и был он владельцем сети супермаркетов. А что? И такие мужчины иногда оказываются свободными (в перерывах между Отношениями, разумеется). Вот в такой перерыв очень удачно и попала Марья.

            Аристарх был очень, очень похож на мужчину ее мечты! Он был недурен собой, имел мужественное лицо и подтянутую фигуру. А еще он был вежливый, очень деятельный и неплохо разбирался в искусстве. «Ну вот! Кажется, это то, что надо!  - решила Марья. – Теперь можно расслабиться, и пусть инициатива будет в крепких мужских руках».

            Конфетно-букетный период ей очень понравился. Аристарх дарил цветы, слал СМСки и возил ее ужинать и обедать в дорогие рестораны. Марья расцветала от такого внимания. Отношения ваялись – просто супер! Причем Аристарх действительно не ждал команды, а просто ваял себе, как это понимал, и Марье все очень нравилось.

            Поэтому когда он сделал ей предложение, Марья даже не раздумывала, ведь все к тому и шло, она ведь уже и каталоги свадебных украшений втихомолку просмотрела…

            После пышной и богатой свадьбы они отправились в свадебное путешествие по Европе, а потом вернулись домой и поселились в солидном трехэтажном доме Аристарха.

- Ну что, будем ваять отношения? – спросила его счастливая Марья.

- Конечно! – воодушевленно ответил Аристарх. – Ты иди пока приготовь что-нибудь в смысле коктейля, а я пока поваяю. Должен же кто-то материалами ваятеля обеспечивать?

            Так и повелось. Аристарх ваял, Марья на подхвате. Иногда ей тоже хотелось поучаствовать, но Аристарх ласково отодвигал ее в сторонку, приговаривая: «Душенька, не мешай! Это здесь лишнее, ты просто не понимаешь. Я так вижу!». Марья вздыхала и садилась на диван – наблюдать за мужем и за процессом ваяния.

            Но вскоре он стал гнать ее с дивана:

- Пошла бы ты, Машенька, занялась своими делами! А то я, когда над душой стоят, нить мысли теряю! Мне тогда ваять трудно!

            Марье вовсе не хотелось упускать процесс из виду, и она даже попробовала перечить, но Аристарх недаром слыл успешным бизнесменом: у него получалось управлять персоналом, а женой тем более. Так что подавала она коктейли и прочие требуемые материалы и все больше ощущала, что из-под рук Аристарха выходит произведение искусства, которое она не очень понимает, да и чужое оно какое-то, холодком от него веет…

            А потом холодок превратился в ледяную глыбу. Марье уж и самой рядом находиться невмоготу было. В общем, когда она узнала, что у Аристарха роман с молоденькой продавщицей, то даже не очень удивилась. Но все-таки попыталась спасти отношения.

- Аристарх! Я не стану тебя ни в чем упрекать.  Но поклянись мне, что ты порвешь с ней все отношения!

- Это еще что за ультиматумы? – изумился Аристарх. – Тебе что, плохо живется? Я тебя всем обеспечиваю, ничего особенного с тебя не требую, ты чего вообще?

- Но я твоя жена! – с пафосом воскликнула Марья, воздев глаза к потолку.

- Ну, жена, и что? – не понял Аристарх. – Ты – постоянная жена, а она – увлечение. Временное. Я вообще человек увлекающийся. Ты разве не знала? Посмотри, сколько у меня увлечений в Отношения вкраплено. Вот, вот, и вот. И с этой стороны тоже. И с той.

- Ну и наваял ты! – изумилась Марья, присмотревшись. – Да получается, что в наших отношениях повсюду какие-то левые увлечения???

- Ну да! Зато смотри, как блестит! – залюбовался Аристарх.

- Блестит… Я бы сказала, вызывающе сверкает! Кошмарики просто! Где же были мои глаза?

- А что бы ты тогда сделала? – полюбопытствовал Аристарх. – Не пошла бы за меня замуж?

- Да если бы я заранее знала! – гневно воскликнула Марья. – Я бы тебя десятой стороной обошла. Чем потом такие отношения иметь. Несерьезные…

- Ну так не поздно все поправить! – обрадовался Аристарх. – Дело не в тебе, дело во мне. Это я оказался несерьезный, а ты тут совершенно ни при чем. Так, стороной пробегала… В общем, я все устрою. Ты иди вещи пакуй, а я пока адвоката вызову и такси.

            Спорить с Аристархом было невозможно – уж он-то точно знал, что и как хочет ваять. Так Марья Сергеевна оказалась сравнительно нестарой и сравнительно обеспеченной дамочкой, у которой в одночасье образовалась масса свободного времени для ваяния. Только вот что и как ваять, она решительно не знала. Работу давно оставила, да и в средствах не нуждалась. Увлечений особых так и не завела.  Детей тоже как-то не случилось. Идеальные отношения строить уже не хотелось – одной-то скучно! В общем, хоть волком вой…

            Завела себе Марья Сергеевна собаку породы спаниель, чтобы хоть гулять регулярно в соседний парк. Там, в парке, и познакомилась Марья Сергеевна с очень приятным человеком. Звали его Антон Иваныч, он в этом парке свою таксу выгуливал. Сначала собаки познакомились, а потом и хозяева. И столько общих интересов нашлось! Чем кормить, когда прививать, как дрессировать…

            А потом и другие интересы обозначились. Антон Иваныч был археолог на пенсии, столько всего в жизни повидал! И по каждому поводу у него история находилась.  А еще он очень интересно к жизни относился, умел видеть самую суть вещей.

            И однажды Марья Сергеевна пожаловалась ему:

- Не понимаю я, почему жизнь так несправедливо устроена! Вот мы с вами – вроде не злодеи, не гады какие-нибудь, а оба одинокие. Никого у нас, кроме наших питомцев!

- Вы, Марья Сергеевна, тут неправы, уж извините! – возразил Антон Иваныч. – Жизнь устроена очень даже справедливо. Что посеешь – то и пожнешь. И если мы с вами оказались одинокими на склоне лет, так сами в этом и виноваты. Значит, к этому и стремились. А может, делали что-то не так?

- Да нет же! – с жаром воскликнула Марья Сергеевна. – Я вот всегда стремилась найти человека, с которым буду строить Идеальные Отношения. Но всегда оказывалось, что это не тот человек!

- А вы чей идеал собирались воплощать – его или ваш? – сразу ухватил суть дела Антон Иваныч.

- Ну как чей? Наш! – удивленно ответила Марья Сергеевна. – Ведь если мы Со-Творцы, то и идеал – общий? А я всегда четко знала, к каким Идеальным Отношениям стремлюсь.

- Нет, моя дорогая! – не согласился Антон Иваныч. – Не бывает так, чтобы на 100% все совпало. Люди разные, и идеалы разные. А отношения надо строить, исходя из компромисса. Рассмотрели все предложения… Обсудили… И выбрали лучшее! А может, что-то новое вместе придумали. В этом-то и заключается творческий процесс!  А вовсе не в том, чтобы «четко знать»…

- Если вы такой умный, что ж ничего не построили? – шутливо подковырнула Марья Сергеевна.

- Некогда было. Работу свою любил, все время ей отдавал. Мало какая женщина выдержит. Вот и моя – не выдержала. Пошла строить отношения с тем, кому это интересно. Раньше с дочерью жил, а недавно замуж выдал, уехала она далеко. Свои отношения ваять!

- И как же вы теперь? – сочувственно спросила Марья Сергеевна. – Скучно, небось?

- Нет, мне не скучно! Я каждый день к вам, как на свидание, собираюсь, — признался Антон Иваныч. – Видите, побрился как! И одеколон новый купил.

- Ой, ну что вы, — засмущалась Марья Сергеевна. – На свидание… Скажете тоже!

- А что? Я бы за вами приударил! – приосанился Антон Иванович. – С серьезными намерениями…

- Ну, если только с серьезными… — погрозила ему пальцем Марья Сергеевна. – Тогда приударяйте. Разрешаю.  Только знаете? Расскажите мне, какой у вас идеал отношений. Чтобы не ошибиться. А то еще одной потери я просто не перенесу.

- А нет у меня никакого идеала! – признался Антон Иваныч. – Меня сам процесс привлекает. А так – что изваяем, то и получится. Я всему буду рад!

- Вы знаете, я, пожалуй, тоже, — подумав, согласилась Марья Сергеевна. – Я так думаю, если хочешь получить другой результат — пойди другим путем. Правда же?

- Правда, — подтвердил Антон Иваныч. – Есть вы. Есть я. А со всем остальным разберемся по мере поступления.

- Тогда пойдемте ко мне пить чай! – пригласила Марья Сергеевна. – А для наших ушастиков у меня есть замечательные сахарные косточки.

- А завтра тогда – ко мне, — радостно ответил Антон Иваныч. – Я, между прочим, на кухне возиться люблю. В общем, чего-нибудь наваяю! Только заранее предупреждаю: я далеко не идеал!

- Да и я, пожалуй, тоже, — призналась Марья Сергеевна. – Но это неважно, совсем неважно. Будем искать компромиссы!

            Темная монументальная глыба Идеальных Отношений Марьи Сергеевны пошатнулась, закачалась, рухнула и рассыпалась мириадами золотых звездочек.  Оказывается, там, под монолитом незыблемых убеждений, скрывалась целая звездная россыпь легкой, летучей, непостоянной и такой прекрасной Любви…

 

[Mia]

Стасенька, благодарю за сказку!  я тоже долго была такой вот ваятельницей.

[ksushka]

Настенька, огромное благодарю за сказку!

[Туся]

Stasya, спасибо за сказку.  Тоже раньше ваяла и ваяла. Сейчас и осталась с тем, что наваяла.

[Ириша]

Мда...К жизни нельзя относится серьёзно - она этого не любит...
Спасибо за сказку!
 

[Леонидовна]

Stasya , мне кажется я и сейчас иногда ваяю

[Stasya]

  Очень рада, что сказка понравилась. Я сама ваятель еще тот   

[sweet]

Сказка о прощении


— Я не прощу, — сказала Она. – Я буду помнить.

— Прости, — попросил ее Ангел. – Прости, тебе же легче будет.

— Ни за что, — упрямо сжала губы Она. — Этого нельзя прощать. Никогда.

— Ты будешь мстить? – обеспокоенно спросил он.


— Нет, мстить я не буду. Я буду выше этого.

— Ты жаждешь сурового наказания?

— Я не знаю, какое наказание было бы достаточным.

— Всем приходится платить за свои решения. Рано или поздно, но всем… — тихо сказал Ангел. — Это неизбежно.

— Да, я знаю.

— Тогда прости! Сними с себя груз. Ты ведь теперь далеко от своих обидчиков.

— Нет. Не могу. И не хочу. Нет им прощения.

— Хорошо, дело твое, — вздохнул Ангел. – Где ты намерена хранить свою обиду?

— Здесь и здесь, — прикоснулась к голове и сердцу Она.

— Пожалуйста, будь осторожна, — попросил Ангел. – Яд обид очень опасен. Он может оседать камнем и тянуть ко дну, а может породить пламя ярости, которая сжигает все живое.

— Это Камень Памяти и Благородная Ярость, — прервала его Она. – Они на моей стороне.

И обида поселилась там, где она и сказала – в голове и в сердце.

Она была молода и здорова, она строила свою жизнь, в ее жилах текла горячая кровь, а легкие жадно вдыхали воздух свободы. Она вышла замуж, родила детей, завела друзей. Иногда, конечно, она на них обижалась, но в основном прощала. Иногда сердилась и ссорилась, тогда прощали ее. В жизни было всякое, и о своей обиде она старалась не вспоминать.

Прошло много лет, прежде чем она снова услышала это ненавистное слово – «простить».

— Меня предал муж. С детьми постоянно трения. Деньги меня не любят. Что делать? – спросила она пожилого психолога.

Он внимательно выслушал, много уточнял, почему-то все время просил ее рассказывать про детство. Она сердилась и переводила разговор в настоящее время, но он снова возвращал ее в детские годы. Ей казалось, что он бродит по закоулкам ее памяти, стараясь рассмотреть, вытащить на свет ту давнюю обиду. Она этого не хотела, а потому сопротивлялась. Но он все равно узрел, дотошный этот дядька.

— Чиститься вам нужно, — подвел итог он. – Ваши обиды разрослись. На них налипли более поздние обиды, как полипы на коралловый риф. Этот риф стал препятствием на пути потоков жизненной энергии. От этого у вас и в личной жизни проблемы, и с финансами не ладится. У этого рифа острые края, они ранят вашу нежную душу. Внутри рифа поселились и запутались разные эмоции, они отравляют вашу кровь своими отходами жизнедеятельности, и этим привлекают все новых и новых поселенцев.

— Да, я тоже что-то такое чувствую, — кивнула женщина. – Время от времени нервная становлюсь, порой депрессия давит, а иногда всех просто убить хочется. Ладно, надо чиститься. А как?

— Простите ту первую, самую главную обиду, — посоветовал психолог. – Не будет фундамента – и риф рассыплется.

— Ни за что! – вскинулась женщина. – Это справедливая обида, ведь так оно все и было! Я имею право обижаться!

— Вы хотите быть правой или счастливой? – спросил психолог. Но женщина не стала отвечать, она просто встала и ушла, унося с собой свой коралловый риф.

Прошло еще сколько-то лет. Женщина снова сидела на приеме, теперь уже у врача. Врач рассматривал снимки, листал анализы, хмурился и жевал губы.

— Доктор, что же вы молчите? – не выдержала она.

— У вас есть родственники? – спросил врач.

— Родители умерли, с мужем в разводе, а дети есть, и внуки тоже. А зачем вам мои родственники?

— Видите ли, у вас опухоль. Вот здесь, — и доктор показал на снимке черепа, где у нее опухоль. – Судя по анализам, опухоль нехорошая. Это объясняет и ваши постоянные головные боли, и бессонницу, и быструю утомляемость. Самое плохое, что у новообразования есть тенденция к быстрому росту. Оно увеличивается, вот что плохо.

— И что, меня теперь на операцию? – спросила она, холодея от ужасных предчувствий.

— Да нет, — и доктор нахмурился еще больше. – Вот ваши кардиограммы за последний год. У вас очень слабое сердце. Такое впечатление, что оно зажато со всех сторон и не способно работать в полную мощь. Оно может не перенести операции. Поэтому сначала нужно подлечить сердце, а уж потом…

Он не договорил, а женщина поняла, что «потом» может не наступить никогда. Или сердце не выдержит, или опухоль задавит.

— Кстати, анализ крови у вас тоже не очень. Гемоглобин низкий, лейкоциты высокие… Я пропишу вам лекарства, — сказал доктор. – Но и вы должны себе помочь. Вам нужно привести организм в относительный порядок и заодно морально подготовиться к операции.

— А как?

— Положительные эмоции, теплые отношения, общение с родными. Влюбитесь, в конце концов. Полистайте альбом с фотографиями, вспомните счастливое детство.

Женщина только криво усмехнулась.

— Попробуйте всех простить, особенно родителей, — неожиданно посоветовал доктор. – Это очень облегчает душу. В моей практике были случаи, когда прощение творило чудеса.

— Да неужели? – иронически спросила женщина.

— Представьте себе. В медицине есть много вспомогательных инструментов. Качественный уход, например… Забота. Прощение тоже может стать лекарством, причем бесплатно и без рецепта.

Простить. Или умереть. Простить или умереть? Умереть, но не простить? Когда выбор становиться вопросом жизни и смерти, нужно только решить, в какую сторону ты смотришь.

Болела голова. Ныло сердце. «Где ты будешь хранить свою обиду?». «Здесь и здесь». Теперь там болело. Пожалуй, обида слишком разрослась, и ей захотелось большего. Ей вздумалось вытеснить свою хозяйку, завладеть всем телом. Глупая обида не понимала, что тело не выдержит, умрет.

Она вспомнила своих главных обидчиков – тех, из детства. Отца и мать, которые все время или работали, или ругались. Они не любили ее так, как она этого хотела. Не помогало ничего: ни пятерки и похвальные грамоты, ни выполнение их требований, ни протест и бунт. А потом они разошлись, и каждый завел новую семью, где ей места не оказалось. В шестнадцать лет ее отправили в техникум, в другой город, всучив ей билет, чемодан с вещами и три тысячи рублей на первое время, и все – с этого момента она стала самостоятельной и решила: «Не прощу!». Она носила эту обиду в себе всю жизнь, она поклялась, что обида вместе с ней и умрет, и похоже, что так оно и сбывается.

Но у нее были дети, были внуки, и вдовец Сергей Степаныч с работы, который пытался неумело за ней ухаживать, и умирать не хотелось. Ну правда вот – рано ей было умирать! «Надо простить, — решила она. – Хотя бы попробовать».

— Родители, я вас за все прощаю, — неуверенно сказала она. Слова прозвучали жалко и неубедительно. Тогда она взяла бумагу и карандаш и написала: Уважаемые родители!Дорогие родители! Я больше не сержусь. Я вас за все прощаю.

Во рту стало горько, сердце сжалось, а голова заболела еще больше. Но она, покрепче сжав ручку, упрямо, раз за разом, писала: «Я вас прощаю. Я вас прощаю». Никакого облегчения, только раздражение поднялось.

— Не так, — шепнул Ангел. – Река всегда течет в одну сторону. Они старшие, ты младшая. Они были прежде, ты потом. Не ты их породила, а они тебя. Они подарили тебе возможность появиться в этом мире. Будь же благодарной!

— Я благодарна, — произнесла женщина. – И я правда очень хочу их простить.

— Дети не имеют права судить своих родителей. Родителей не прощают. У них просят прощения.

— За что? – спросила она. – Разве я им сделала что-то плохое?

— Ты себе сделала что-то плохое. Зачем ты оставила в себе ту обиду? О чем у тебя болит голова? Какой камень ты носишь в груди? Что отравляет твою кровь? Почему твоя жизнь не течет полноводной рекой, а струится хилыми ручейками? Ты хочешь быть правой или здоровой?

— Неужели это все из-за обиды на родителей? Это она, что ли, так меня разрушила?

— Я предупреждал, — напомнил Ангел. – Ангелы всегда предупреждают: не копите, не носите, не травите себя обидами. Они гниют, смердят и отравляют все живое вокруг. Мы предупреждаем! Если человек делает выбор в пользу обиды, мы не вправе мешать. А если в пользу прощения – мы должны помочь.

— А я еще смогу сломать этот коралловый риф? Или уже поздно?

— Никогда не поздно попробовать, — мягко сказал Ангел.

— Но они ведь давно умерли! Не у кого теперь просить прощения, и как же быть?

— Ты проси. Они услышат. А может, не услышат. В конце концов, ты делаешь это не для них, а для себя.

— Дорогие родители, — начала она. – Простите меня, пожалуйста, если что не так… И вообще за все простите.

Она какое-то время говорила, потом замолчала и прислушалась к себе. Никаких чудес – сердце ноет, голова болит, и чувств особых нет, все как всегда.

— Я сама себе не верю, — призналась она. – Столько лет прошло…

— Попробуй по-другому, — посоветовал Ангел. – Стань снова ребенком.

— Как?

— Опустись на колени и обратись к ним, как в детстве: мама, папа.

Женщина чуть помедлила и опустилась на колени. Она сложила руки лодочкой, посмотрела вверх и произнесла: «Мама. Папа». А потом еще раз: «Мама, папа…». Глаза ее широко раскрылись и стали наполняться слезами. «Мама, папа… это я, ваша дочка… простите меня… простите меня!». Грудь ее сотрясли подступающие рыдания, а потом слезы хлынули бурным потоком. А она все повторяла и повторяла: «Простите меня. Пожалуйста, простите меня. Я не имела права вас судить. Мама, папа…».

Понадобилось немало времени, прежде чем потоки слез иссякли. Обессиленная, она сидела прямо на полу, привалившись к дивану.

— Как ты? – спросил Ангел.

— Не знаю. Не пойму. Кажется, я пустая, — ответила она.

— Повторяй это ежедневно сорок дней, — сказал Ангел. – Как курс лечения. Как химиотерапию. Или, если хочешь, вместо химиотерапии.

— Да. Да. Сорок дней. Я буду.

В груди что-то пульсировало, покалывало и перекатывалось горячими волнами. Может быть, это были обломки рифа. И впервые за долгое время совершенно, ну просто ни о чем, не болела голова.

Эльфика

[Belleza]

Ой, затронуло. Благодарю, Sweet! 

Буду благодарить своих родителей.
Вот странное дело, иногда всплывают отрицательные эмоции из прошлых ситуаций, когда люди по отношению ко мне поступали не очень хорошо, и в большинстве случаев мне удается вспомнить, что они это делали для моей пользы и по моей же просьбе. А на родителей все равно продолжаю обижаться и на поступки их ко мне. 

[Любимая]

Sweet спасибо!   

[Ириша]

Да ....готовая техника прощения: стань ребенком...проси у родителей прощения, благодари...


Благодарю, Света

[Elegia]

ИНСТАЛЛЯЦИЯ

Освещать выставку знаменитого и именитого художника-инсталлятора  Обалдуева почему-то послали меня. В редакции самые безнадежные задания достаются всегда мне, внештатнику – и это закон природы, с которым бороться бессмысленно и бесполезно.

- Душа моя, — проникновенно говорил редактор Петруша, терзая в руках стильный нож для разрезания бумаги. – Ну ты же войди в мое положение. Мне позитив нужен. Знаю, что не твоя тема. Знаю! Но – если не ты, то кто же??? Ты же понимаешь…

Я, разумеется, понимала. Что Обалдуева знали все. И ненавидели – тоже все. Что человек он был неприятный, а творец – вообще никакой. Что выжать что-то позитивное из его так называемого «творчества» было просто невозможно. И этого невозможного от меня сейчас ждал Петруша.

- Понимаешь, статья оплачена. Целый разворот! И как ведь оплачена! Я тебе удваиваю гонорар. Или даже утраиваю. К тому же, мне уже дважды звонили «оттуда», — и он значительно ткнул пальцем наверх, в потолок. Наверное, звонили из Небесной Канцелярии, не иначе. – И потом, все же знают, что если нужно Чудо – то это твое задание! В общем, пяток фото и хорошая, исключительно позитивная  статейка – вот что от тебя требуется. И ты справишься! А если справишься – берем тебя в штат, вот те крест! Ну, с Богом!

… Я плелась по редакционному коридору, переваривая коктейль из комплиментов, манипуляций, меркантильности и ощутимого отчаяния, который на меня сейчас излил Петруша. И понимала, что позитивное освещение этого самого Обалдуева уже висит на мне, и рыдать поздно. И еще: я очень хотела в штат. Я всегда мечтала быть журналистом, а тут – такая возможность! Поэтому я сложила в сумку фотоаппарат, проверила диктофон  и поехала на выставку.

Обалдуев встречал гостей сам, в холле, на фоне инсталляции, состоявшей из сваленных в кучу вешалок для одежды, на которых были развешаны дохлые вороны. Судя по запашку – настоящие.

- О, а вот и пресса! – радостно завопил Обалдуев. – Ну-с, прошу журналюг пройти поближе! Какая-то ты мелкая, девка, буквально килька пера! – и он оглушительно захохотал, приглашая кивками присоединиться остальных. Мелкие прихлебалы, окружившие Обалдуева и ворон, с готовностью захихикали. Да, Обалдуев с первых шагов начинал оправдывать репутацию хама и зарвавшегося «гения». Я попыталась проскользнуть дальше, но он подставил мне подножку и поймал за шиворот.

- Куда? – грозно спросил он. – Ну-ка, щелкни меня на фоне моего лучшего творения – «Любовь Земная»!

- А что символизируют вороны? – на всякий случай спросила я, готовя фотоаппарат.

- Круговорот  любви в природе! – брякнул Обалдуев и снова захохотал. Так и получился – на фоне дохлых птичек, в разинутой пастью. В это время подскочил корреспондент местной желтой газетенки «Нужные сплетни», в народе метко называемой «Нужник». Он не морщился – видимо, к запаху привык в родной редакции.

- Ваша звонкая фамилия… — начал было он, но Обалдуев прервал его и перехватил инициативу.

- Так, пишем: Обалдуев – это потому что от моего творчества все обалдевают! – пояснил он. – И мне платят обалденные гонорары. И девки обалдело падают в мою койку от Людовика XIV. А там я им таааакое произведение искусства показываю, что они и вовсе балдеют. Потому и зовусь Обалдуев! Во, так и напиши!

«Нужник» строчил в блокноте. Обалдуев хохотал. Я вздохнула и пошла  в зал, искать позитив.

Зал был похож на декорацию к фильму ужасов. С картин пялились какие-то серые монстры с вытекшими глазами. На постаментах были разложены, развешены и навалены самые невообразимые предметы – драные башмаки, оторванные крылья, гирлянды окровавленных кишок, ржавые железяки и прочая дребедень. Я присмотрелась к ближайшей картине, выполненной из рваных клочков, и шарахнулась – по-моему, бумага была туалетной, к тому же использованной.

Я обреченно смотрела на этот Апокалипсис и понимала, что не смогу найти позитива, потому что его здесь нет. И быть не может.

Тем временем Обалдуев со свитой уже переместился в зал и громко вещал:

- Я – Творец! И я так вижу! Это отражение нашего безумного мира, в котором чистота и грязь, тьма и свет поменялись местами! И это наша реальность!

Я тупо смотрела на инсталляцию, состоящую из трех фашистских фуражек, наполненных водой, по которой мирно плавали размокшие огрызки хлеба, колбасы и огурцов, и с тоской соображала, где же это он нашел такую жуткую реальность. И что она должна была обозначать. Спрашивать у Обалдуева не хотелось.

В общем, задание рушилось. Я была готова сбежать из этого рукотворного ада, но  это время рядом со мной остановился старичок в скромном старомодном костюмчике и пенсне. Боже мой, пенсне! Откуда, в наше-то «обалдуевское» время???

- Я вижу, голубушка, вам тоже страшно? – участливо спросил старичок.

- Страшно, — созналась я. – Я не хочу такую реальность. Я в другой живу.

- Но что же вас привело сюда, моя дорогая? – спросил старичок.

- Редакционное задание, — грустно призналась я. – А вас?

- А я, видите ли, искусствовед. В прошлом, конечно, — представился старичок. — Вениамин Вениаминович Веневитинов, если помните… Хотя… Откуда вам знать? Это было давно…

- А сейчас, — прогромыхал Обалдуев, — инсталляция и перформэнс «Апофеоз Власти»! На ваших глазах будет одновременно разорвано 10 живых куриц!

- Я, пожалуй, пойду, — сказала я. – Нет моих сил больше. И черт с ним, пусть завалю задание, ну, не возьмут в штат… Подумаешь…

- Подождите, деточка, — попросил старый искусствовед. – Посмотрите вон туда…

Я посмотрела. «Вон там» невесть откуда взявшийся малыш, присев на корточки, идиллически гладил невесть откуда взявшуюся полосатенькую кошку. Я хороший корреспондент, поэтому еще не успела хорошенько осознать, что вижу, а мой фотоаппарат уже щелкнул. Малыш взглянул на меня и улыбнулся.

- Не весь же мир принадлежит Обалдуеву, — извиняющимся тоном сказал старичок.

- А это вам как? – обратил мое внимание старик Веневитинов на другой объект.

Там, на фоне жуткой «туалетной» картины, девушка разговаривала по мобильному. Взгляд ее был направлен далеко-далеко, через миры и расстояния, поверх всего обалдуевского убожества¸ а на лице цвела нежность, и глаза сияли бриллиантами. Фотоаппарат щелкнул, она даже не услышала, продолжала прокладывать свой незримый мост Любви.

- Любовь правит миром, — вдохновенно сказал старичок. – И пока будет мир – будет Любовь. А вовсе не Обалдуевы.

- Но тогда почему обалдуевых становится все больше и больше? – спросила я. Мне казалось, что старичок знает какие-то истины, мне неведомые,  и я хотела их услышать.

- Вовсе нет! – возразил старичок. – Разрушители Красоты существовали во все времена. Только рядятся они в разные одежды. Дантес, знаете ли, тоже в каком-то смысле – Обалдуев.

Пока я пыталась осмыслить сказанное, в зал вошла немолодая интеллигентная пара – Он и Она. Несколько секунд они постояли, видимо, пытаясь вникнуть в общую картину, потом она тихо вскрикнула, отвернулась и спрятала лицо у него на груди. Он прижал ее к себе, обнял, а взгляд зарыскал по залу – словно выискивал затаившегося врага. Он сразу превратился в Воина, защищающего свое гнездо от внешних посягательств, и на лице его читались мужество и отвага. Я машинально сделала снимок. Затем он бережно повел женщину из зала – видимо, на свежий воздух.

- Вот видите, дорогая, не все готовы потреблять обалдуевщину, — с удовольствием сказал старичок. – И таких много, поверьте мне!

- А можно, я вас тоже сфотографирую? – с надеждой спросила я. Старичок выглядел очень позитивно и уже этим мне нравился.

- Извольте, голубушка! – обрадовался старичок, заволновался, обронил пенсне и стал его прилаживать – так я его и запечатлела: растерянного, смущенного, с пенсне в руках.

- Спасибо. Пожалуй, можно считать задание выполненным, — решительно сказала я. – Хочу на воздух! Только опять мимо этих жутких ворон идти…

- Вовсе не обязательно! – горячо сказал старичок. – Я вас через служебный вход проведу. Я ведь здесь всю жизнь проработал… Позвольте предложить вам на меня опереться, — и он подсунул мне руку, согнутую калачиком.

Опираться на его слабую старческую руку было приятно – он был такой… надежный. И действительно провел меня через какую-то незаметную боковую дверь, коридорами, пока мы не остановились у буфета.

- Я предлагаю вам зайти в буфет, — торжественно предложил старичок Веневитинов. – Вы должны обязательно, обязательно  познакомиться с Сонечкой. Уверяю вас, ваше задание от этого только выиграет!

- Ну, раз вы так считаете… — не стала спорить я.

Сонечка оказалась немолодой и некрасивой теткой килограмм на 130 весом. Белый халат необъятных размеров и белая наколка на голове делали ее похожей на оплывший весенний сугроб.

- Соооонечка, — с нежностью пропел старичок и приложился к ее пухлой ручке. Похоже, эта снежная баба вызывала у него неподдельно теплые чувства.

Сонечка зарделась и засмущалась.

- Сонечка, дорогая, я хочу угостить юную даму твоими неподражаемыми тарталетками, — прерывающимся голосом попросил старик. – Но свежайшими, приготовленными прямо на наших глазах!

- Но я не хочу… — начала было я – обалдуевское «творчество», похоже, заставит меня надолго сесть на диету.

- Вы можете не есть! – вскричал старик. – Но посмотреть на это вы просто обязаны! И не возражайте!

Ни я, ни Сонечка не решились противостоять такому напору. Сонечка вынесла большую тарелку с румяными слоеными лепешечками. Потом поднос, на котором были разложены какие-то чашечки, ложечки, салфеточки, соломинки. И…

Да, старик Веневитинов знал, что мне сейчас нужно. Это было Творчество – с самой большой буквы. Отточенными движениями, не глядя, Сонечка хватала с подноса то одно, то другое, и творила Красоту. На лепешечках вырастали сложные композиции из взбитых сливок, кусочков фруктов, ягод, орешков и еще бог весть чего. Она забыла о нас, и лицо ее стало одухотворенным и светилось просто-таки неземной красотой. Наверное, так самозабвенно и радостно дети лепят куличики в песочнице. И ни одна тарталетка не походила на другую. Мой фотоаппарат щелкал не умолкая. А потом все кончилось – и перед нами оказалась прежняя  «снежная баба»  Сонечка, держащая в руках тарелку с Произведениями Искусства. Казалось, вся сонечкина красота, которой она только что светилась, перетекла в ее Творения.

- Вот, — удовлетворенно сказал старичок. – А я что вам говорил???

Как я не протестовала, старичок Веневитинов вызвался довезти меня до дома  на такси. Да я и протестовала так, для приличия – уж очень меня заинтересовал этот старый искусствовед Вениамин Вениаминович Веневитинов. Журналистская привычка, знаете ли.

- А зачем вы оказались на этой жуткой выставке? – спросила я его, когда мы уже уселись в машину и тронулись с места.

- Чтобы спасать, — просто ответил он. – Я сам – не Творец. Но я – хороший Спасатель. Я сам себе выбрал такое занятие. Спасать Заблудшие Души.

- Это что же, я – Заблудшая Душа? – весело удивилась я.

- А разве нет? – кротко вопросил он и поправил пенсне. – Вы так тонко чувствуете красоту. Вы способны ее творить! Вы способны отыскать Красоту во всем! Ведь к Обалдуеву из всей редакции не случайно послали именно вас… Разве не так?

- Так, — согласилась я, лихорадочно вспоминая, что я ему рассказывала о себе. Неужели и это?

- Но почему-то растрачиваете себя по пустякам, — продолжал старик. – Вместо того, чтобы стать Истинным Творцом, подбираете крохи на чужих делянках. Впрочем… Не мне судить. Ваш выбор, ваше право.

Таксист, который вел машину молча, вдруг заговорил:

- Вот я. Высшее образование, инженер-конструктор. Вроде все нормально, даже в перестройку  нас не сильно тряхнуло. Зарплата, спецпаек, то-се. Но вот сижу за кульманом – и такая тоска! Хоть в петлю. А мне всю жизнь дорога нравилась. И техника. Я технику, как родная мама, понимаю! Ну, бросил все, подался в таксисты. И счастлив! А чего делаю? Да ничего, просто рулю да за машиной ухаживаю. В общем, хорошо делаю любимую работу. Тоже ведь творчество, да, отец?

- Творчество, — согласился искусствовед. – Разумеется и однозначно! Если счастлив – значит, Творец!

Распрощавшись со стариком Веневитиновым, я взбежала единым махом к себе на 5 этаж, включила компьютер и вывела название – «Красота спасет мир». Я строчила не отрываясь, выкладывая на бумагу все то, что накопилось и теперь рвалось из меня. Потом скинула фотографии, еще раз полюбовавшись малышом с кошкой, влюбленной девушкой, мужественным защитником гнезда, вдохновенной Сонечкой – и спокойно залегла спать.

            …Назавтра меня ждал заслуженный триумф.

- Ну вот, я же знал! – восторженно говорил Петруша, потрясая листочками. – Гениально! Невероятно! Прекрасно! Ты смогла из этого урода Обалдуева конфетку сделать! Одно название чего стоит! А фото!!! Это же волшебная песня, а не фото!!! Красотища!!! Тройной гонорар! Нет, четверной! И все – иди оформляйся, с завтрашнего дня ты в штате.

Я сидела в кресле, куда Петруша усаживал особо важных посетителей, и слушала его впол-уха: перед глазами возникали Спасатель Заблудших Душ старик Веневитинов («Вместо того, чтобы стать Истинным Творцом, подбираете крохи на чужих делянках», — сказал мне он), толстая Сонечка с ее одухотворенным Творчеством, счастливый таксист-конструктор, и Обалдуев в окружении дохлых ворон.

Из Петрушиных рук выскользнула фотография и плавно спикировала мне под ноги. С нее на меня растерянно и немного виновато смотрел старик Веневитинов, прилаживающий пенсне.

- Спасибо, — твердо сказала я. – За гонорар – спасибо. Принимается. А вот в штат – я не пойду. Передумала.

- Как передумала? Почему передумала? – опешил Петруша.

- Да так, — уклончиво ответила я. – Буду спасателем. Пойду спасать мир с помощью своего фотоаппарата. Умножать Красоту!

Я уже знала, что я могу. И совсем не удивилась, когда старик Веневитинов на фото вдруг ожил, улыбнулся и, придерживая пенсне, отвесил в мою сторону старомодный поклон.

[ksushka]

Леночка, благодарю! Так классно!!!

[sweet]

Elegia, благодарю! Очень понравился рассказ

[Марина]

Леночка, спасибо! Чудесная сказка(а сказка ли? ). С тёплым чувством в душе от прочитанного,   пошла  я спать. Всех люблю и обнимаю!!!! Спокойной ночи.